Мертвая Академия. Печать Крови  - Сильвия Лайм

Какие же у него красивые губы…

— Вам это кажется, магиана Ирис, — жестко ответил Люциан, словно выливая на меня ведро холодной воды.

— Понятно, — тихо ответила я, снова почувствовав укол разочарования. — Наверно, мне надо идти…

Руки, дрожа, сами начали раскладывать прочитанные книги, как Дэйн неожиданно прервал:

— Вы хотите увидеть их?

Я подняла непонимающий взгляд на него. Снова с ним было что-то не так. На лбу то и дело появлялась напряженная складка, а в серых глазах то вспыхивала буря, то мелькала какая-то почти болезненная тоска.

— Кого? — переспросила я.

— Принца и его любовницу, конечно. Ту самую, из-за которой он оставил Тиамант.

— Их трупы? Они что, на территории академии? — ахнула я, на миг забывая все на свете.

Тонкая линия губ ректора внезапно смягчилась, слегка дрогнув. Казалось, он вот-вот улыбнется. Но лицо так и осталось неподвижным.

— Для некромантки вы слишком пугливы, магиана Ирис, — мягко, почти ласково проговорил он. И я могла поклясться, что его глаза все же улыбались. — Конечно, нет. Я мог бы показать вам их души. Они до сих пор скитаются по сумеречному миру, куда их заточила проклятая богиня.

Я нахмурилась, лихорадочно размышляя. Ведь если они умерли в Сумерках, значит, должны быть где-то поблизости от места гибели.

— То есть они оба блуждают на первом уровне? Недалеко от замка Тиамант?

— Если быть точнее: недалеко от того места, где богиня их и застала, — ответил ректор. — Адриану вздумалось пошалить с новой пассией прямо в постели своей бывшей. Сдается мне, что все наследные принцы обладают либо излишней самоуверенностью, либо откровенной глупостью.

Он усмехнулся сквозь плотно сжатые зубы.

— Значит, прямо в постели… — проговорила я ошеломленно. — А это не то ли самое ложе, которое теперь стало порталом в наш мир?

Дэйн перевел на меня задумчивый взгляд и кивнул.

Я вздрогнула.

— Не хочу больше там появляться. Никогда. — Кажется, последние слова получились больше похожими на шепот. — И кровать эту видеть не хочу.

— Хорошо, что в нашей академии много других кроватей, — обронил Дэйн и едва уловимо улыбнулся.

Я не могла поверить, но, похоже, он все-таки пошутил.

Щеки мгновенно покраснели, и так сильно захотелось улыбнуться в ответ, что губы сами начали растягиваться к ушам.

Сердце стучало, как ненормальное. Жар прилил к коже. Я несмело подняла взгляд и посмотрела в хрустально-серые глаза напротив. В них разливался такой теплый, обволакивающий огонь, что больше всего на свете я мечтала, чтобы этот миг никогда не заканчивался.

— Так что насчет призраков, магиана Ирис? — повторил свой вопрос ректор. — Я думаю, вам было бы интересно узнать историю Тиамант из первых уст.

После всего, что произошло в последние дни, это предложение звучало слишком странно. В этот момент я впервые подумала: а что, если Дэйн порвал со мной специально? Может, на самом деле все не так, как он говорил. Есть ли шанс, что все его прежние слова — ложь? Или мне просто до отчаяния сильно хочется, чтобы они были ложью?

Все внутри меня замерло, как будто остановилось. Сердце, дыхание, кровь. Я облизнула пересохшие губы, почти чувствуя на них легкое морозное дыхание. Слишком ярко, слишком натурально вспоминая вкус поцелуя высшего некроманта.

Это было так реально, что хотелось прямо сейчас протянуть руку и накрыть мужскую ладонь. Как раньше. Резко подняться на ноги, чтобы кресло, на котором я сидела, с жалобным скрипом отодвинулось назад. А потом прижаться к широкой груди, в которой ошеломляюще громко бьется сердце. И накрыть губы, так предательски-маняще улыбающиеся в ночном полумраке.

Куда делся весь свет? В какой момент огромные магические люстры погасли, оставив лишь несколько жалких огоньков?

Я не знала. Знала лишь только, что каждую мышцу будто резало на части одно-единственное желание. Душащее, горячее, нестерпимое…

Неправильное.

Потому что Дэйн сам меня оттолкнул.

«Вы никогда не принадлежали ни к одной благородной семье Ихордаррина…

Это была простая интрижка. Мне жаль, что вы восприняли ее слишком серьезно».

Слова прозвучали в голове так, будто Дэйн произнес их только что. Грудную клетку словно распороло на части рыболовными крючками, попавшими под кожу.

Одна неприятная, но слишком громко говорящая сущность во мне шепнула:

«Ты — просто глупая первокурсница. Глупая и наивная…»

И похоже, это была гордость.

— Нет, — ответила я резко, опустив голову. От слишком сильно прикушенной губы во рту появился солоноватый привкус. — Думаю, магианам в это время суток положено спать в своих комнатах. Доброй ночи, господин Люциан.

Все это я выпалила, не глядя в дождливо-серые глаза. А потому реакция Дэйна осталась мне неизвестна. Да и какой она могла быть? Наверняка ему все равно.

Дэйн промолчал.

Только когда я уже практически выбегала из библиотеки, поставив на место книги, заметила, как побелели костяшки пальцев ректора, с силой сжимающих столешницу.

А может, это все мне показалось. И руки главы императорской академии были столь же бледны, как и обычно.

Почти месяц прошел с тех пор, как он сделал это. Попытался выбросить из собственной жизни единственное безумие, делающее его похожим на человека, а не на бесчувственную мертвую куклу, в которую постепенно превращалось тело.

И теперь каждый день был похож на бездну Сумерек. Самую глубокую и самую черную. Дэйн дал себе слово, что больше не приблизится к этой девушке. К Лариане Ирис. Не позволит себе вдыхать ее горячий пряный аромат, сводящий с ума с первых же секунд.

Карамель и дикие яблоки.

Иногда он просыпался по ночам, потому что казалось, будто вокруг снова разливается этот запах. Тело начинало гореть, как в лихорадке.

Такое редкое ощущение жара на коже, привыкшей к холоду.

Несколько недель назад Дэйн встретил ее в библиотеке, одиноко листающую старые книги, и внутри его все перевернулось. Он не мог заставить себя уйти и не в силах был отвернуться и не смотреть. Чтобы не видеть, как она задумчиво поправляет густые черные волосы, непослушно упавшие на плечи. Как изредка облизывает губы, переворачивая очередную страницу.

Отец Тьмы, ее губы…

Алые, как кровь, как последний рассвет. Манящие, как кинжал для самоубийцы.

Он не мог оторвать глаз. От тонких рук, которые ему так нравилось чувствовать в своих волосах, от изящных изгибов шеи, которые хотелось целовать не переставая. Слыша отрывистое, хриплое дыхание, почти переходящее в стон.